В те годы, когда Бориска царсвовал – тяжелое время для страны вышло.
Старики баяли, что даже Джугашвила кровавый после тяжелой войны, хоть еще пуще гайки закрутил, цены простому народу сбавлял. А воров – в застенок, али того хуже.
А это плясун свободу всем, аки больничный клистер выписал:
- Хватай, сколько брюхо переварит! - кричал с трибуны.
Ну и началось!
У кого зубы да челюсти крепче, да хватка отработана – учали драть нашу общую собственность – Россию, аки псы медведя.
А окраины и вовсе огнем полыхнули.
Слезами мамки умывались, встречая родимых сынков-солдтиков кого в цинковых гробах, кого изувеченного без рук да без ног.
Да и сам народ шибко исплошал в это время.
Сколько в Каслях жили, нищих да попрошаек отродясь не было.
Здесь ране даже кто с бедой, ровно с плохой женой, куковал – однако-ть фасон блюл.
А тут совсем нищета навалилась.
Щурогайкам , и тем людей жалко стло. Как-то в табунком собрались и решили:
- Надо хозяев поддержать!
Сома зазря мордасить бросили – что силу зря тратить. Вспомнили, что дно Попова Озерка, что Клондайк золотишком - мормышем да малинкой кишмя кишит.
Ну и пошел промысел!
Целыми днями пройдохи с дуршлагами мыряют, ил зачерпыпают, да на берегу, ровно золото, прикорм для рыбалки намывают.
Котора собачонка дневну добычу хозяину гордо несет.
А которы прямки к магазину «Рябчику» скачут - там завсегда малинку да мормыша рыбакам продают.
Попевоначалу их гоняли, места-то, слыш-ко, завсегдатаями прикормлены, так они шаль напялят – ну и отличи их от старушонки!
Да и обнаглели базарницы - так оттявкают, а то и за ногу тяпнут - что и приставать к сученкам перестали.

Марфа Ободраниха с Болотной улицы, опять же, на баской бизнес сослепу натакалась.
Домик ее у воды, а мостки сразу супротив крыльца.
Вынесла как то половик постирать - да зачала хозяйским обмылком да сапожной щеткой его обихаживать.
А мыльнот брусок в воду и склизнул.
Ободраниха в воде за собой шарит, да и ухватила… вялу полудохлу рыбу –поблазнилось ей, что это обмылок.
Стират - и видит: поднялась пена, ровно от «Земляничного».
А как дотерла до рыбьих костей, даже пот ее прошиб. Сначала перепугалась: стервой вонять в горнице будет. Потом – в радость бросило:
- Счастье-то како! На мыле да порошке экономить зачну!
И долго секрет никому не сказывала, да, все одно, что лягва каслинска, проболталась.
Други бабы тут же смекнули - для мылки рыбу всяку изведывать учали.
Мужья их в Силач-озере, и Сунгуль-озере, и Кирты-озере, и Карась-озере мережки бросали.
Но сама мыльна в Силач-поганке оказалась.
Мороженщики как раз туда канализационны трубы для секретности вывели. А в бумагах тайных пометили: письевой водоем города Касли.

Так с вялой рыбы каслинцам прибыль пошла.
Судаками - половики новят.
Подлещиками в бане вазгаются.
Ершами мальцы перед школой грязны сопырки трут.
А пескозобов – саму мелку рыбу в базарный день приезжим екатеринбуржцам изловчились втюривать.
Она пены мало дает – поэтому мило дело для стиральных машин-автоматов.
Безотходно производство получилось: Мороженск в каслински озера погану воду подфуриват, а чебаки им же в базарнот день мыльну рыбную мелочь сбояривают.
Гля, какой начальник-шоколадник, пирог из нее по дурости закажет – тут его сыты кишки мыльна юшка до чистых мозгов и продерет.
Глядишь, на светлу голову что-то ново да секретно изобретет…
А воду питьевую каслинцы давно уж по колодцам да родникам берут.