До перестройки я его и не знал.
Робили они с женой конторским в заводе, по командировкам ездили, премии получали.
Завод для секретности хоть и называли Художественного литья – но этого продукта от всего объема производства всего было 2 процента.
А цехом не попускались, чтоб директор с министерством общий язык имел.
С каслинским литьем в Москве – везде проход! Тому статуэтку, тому бюстик, третьему еще какой эксклюзив.
Даже своя скульптурная мастерская была. Так что в финансовом плане завод жил неплохо.
А тут – в одну ночь все и рухнуло.
Тысячи людей за забор выставили.
Живи, как хочешь!

В те суровые годы народу без дела много шаталось.
Однако народ у нас по большей части особенный – лучше пить буду, чем «копейки сшибать».
А коли на калым наймут – так столько заломлю, чтоб за три дня на три месяца на пьянку хватило. Алчность, одним словом. Не у всех – но присутствует.
Я же, как на беду, в это время строиться начал.
Только какой я строитель. Бетонные работы лишь умел.
Чую, не справиться.
А потом подумал: давай буду лучше своим газетным делом заниматься, а на зарплату, что получаю, специалистов нанимать.
Калымщиков, жадных до легкого заработка, сразу по боку пустил – путь ищут тех, у кого деньги лишние. А с теми, кто реально заробить хотел – договаривался.
Так и с Пухловым познакомились.
Мне тогда фундамент залить надо было.
Год до этого сам заливал.
Уставал неимоверно – ведь утром на службу, да еще в саду дел невпроворот.
Пухлов охотно согласился, еще и зятя привел.
Лето они на меня робили, я на них.
Так и подружились – Викторыч справным мужиком оказался, не мухлевал. Фундамент они к осени закончили, я с зарплаты с ними по-честному рассчитался.
А сам после этого с домом еще лет семь пурхался.
Легкое ли дело – стены, перекрытия, крыша, рамы, электрика, сварка, штукатурка… Да на все это еще и заработать надо. Ведь в газетке не украдешь – простой корреспондент только плохонькой бумагой распоряжался. Шофер и тот больше имел, так как бензин у него да транспорт дармовой.
Приходилось зарабатывать другим способом. Много я чего перепробовал. Иногда очень успешно. Если будет время, потом расскажу.
А пока о доме.
Пока строился, жил в квартирке недалеко от Пухлова.
Знал, что жизнь у него постепенно наладилась, он электриком в баню определился. Правда, перестройка его подкосила, попивать начал, но ума не пропил.
Часто прибегал занять до получки.
А тут как-то пришел, уж стемнело:
- Федорыч, дай.
А у меня как раз по нулям.
Но вижу, что страдает товарищ.
- Пошли, - говорю в недостроенный дом, там у меня яблочного вина несколько литров в подвале. Тебе так отдам.
Ну и отправились.
А чтоб побыстрей, пошли прямки через Городской Прудок.
Февраль, мела поземка, и в небе вместе с нами шла полная луна.
За разговорами быстро к фазенде со стороны болотины подошли.
Сюда в сырое место я несколько лет ветки от вишни носил. Гора приличная накопилась. Замело ее. Идем, проваливаемся по колено, и вдруг ухнули вниз.
- Мать твою! – только и успел подумать. Наверняка под хворостом не замерзло, сейчас ноги промочим не меньше, чем до колен. Но через долю секунды ужас охватил – мы все летим вниз, а ни тонкого льда ни воды нет.
Подумалось уже самое плохое: видно вода сильно отступила. Но как выбираться-то станем? Дыра над головой уже метрах в семидесяти от нас.
Когда падали и не заметили, что колючий хворост заменился мягкой живой листвой,
И запахло нежно, ровно слива весной цветет.
Приземлились на мягкое среди деревьев.

- Опять спать не дают! – послышалось ворчанье сверху. – Зашелестела листва, и на Пухлова шлепнулась огромная кисть спелых бананов, да так что он даже присел от тяжести и неожиданности.
- Ни фига! – только и успел я сказать.
А в ответ послышалось :
- И тебе вмазать ананасом?
- Нет, - на уровне интуиции, не чувствуя смертельной угрозы, ответил я невидимому голосу, - больше груши люблю.
Послышался свист от чего-то падающего – и машинально успел поймать огромную, размером с четыре кулака грушу.
Пальцы провалились в ее мякоть – и понесло божественным ароматом моего любимого фрукта.
«Прижав уши», потихоньку посмотрели вверх. Там в уютном гнезде из веток и листьев лежала огромная обезьяна. Шерсть в свете луны рыжела, как у орангутанга, но фигура угадывалась гориллья.
Рядом с гнездом, было еще одно, вроде полатей, что делают у деревенской печи, где вместо валенок лежали кисти бананов, груши, другие тропические диковины – видно запас на ночь.
И вдруг дошло, что мы с Пухловым находимся в тропическом лесу. Потому что было не только влажно, но и жарко.
Пухлов пихнул меня в бок и прошептал на ухо:
- А не пора ли смываться?Ты не помнишь, в какой стороне у тебя дом?
Я молча указал пальцем.
От провала, в который мы ухнули, дом был метрах в восьмидесяти.
Потихоньку пошли, раздвигая густые заросли, но на что-то наступили. Оно всхрюкнуло и завизжало.
Мигом прикрыли головы, ожидая нового града гостинцев сверху. Но послышалось одобрительное:
- Пнуть надо было эту бронтозаврину вонючую!
Дальше путь протекал без осложнений.
И точно, хоть свет луны сюда уже не доставал, мы вскоре уткнулись в ровную стену.
Пухлов чиркнул спичкой, и прошептал:
- Федорыч. Да это же стена твоего подвала под пристроем у дома. Помнишь, под дом мы заливали фундамент из плитняка да булыжника, а здесь под пристройку ты в сырое место бросил несколько бетонных блоков, боялся что подземные воды будут водить дом. Тут между двумя обломками была дыра, и я заложил ее кирпичом на глиняном растворе – цемент у тебя тогда кончился.
И он быстро стал разбирать место, заложенное кирпичом.
Вскоре мы, точно, оказались в моем огромном подвале .
Я уже хранил здесь все свои припасы с огорода, жена соленья-варенья, а на полочке лежали пластмассовые двухлитровые соски с забродившим яблочным соком, который я и обещал Пухлову..
Мы взяли три соски.
Дыру, в которую тянуло теплом и влажностью заткнули куском целлофана, который валялся тут же.
По лесенке поднялись вверх и открыли крышку подпола.
В доме давно уж был проведен свет и отопление, но штукатурку стен я закончил только в ноябре – так что ни о какой наклейке обоев и речи не шло. Дому надо было просохнуть. И новоселье оставили до лета.
В комнатах стояла старенькая мебель, постоянно горела тусклая лампочка - буд-то кто-то здесь уже живет.
Воровства в Каслях большого еще не было – но перестройка уже дала свои плоды. Появились алкаши, наркоманы, бродяги.
Прознай кто, что подвал забит съестным, да еще есть спиртное – тут бы всему дому каюк! Выдрали бы даже проводку из-под штукатурки
Мы с Пухловым плюхнулись в старенькие кресла, отхлебнули из сосок – и только тут с плеч, словно свинцовые вериги, свалились тонны усталости и напряжения…
Вспоминали наше путешествие на стометровой глубине.
Откуда эта неизвестная страна?
Потом вспомнил.
Прямо под Каслями проходит разлом – Европейская плита соединяется с Азиатской. Азиатская, загибаясь вниз, уходит под Уральские горы.
Бурная фаза столкновения этих плит, в результате чего и образовались Уральские горы, закончилась миллионы лет назад.
Очевидно, после этого там сохранились огромные пустоты, на которых продолжает существовать доисторическая жизнь.
Людей на планете еще нет, а их предки не остановились в развитии.
К тому же эволюционируют довольно своеобразно - получая обрывки знаний из нашего мира.
Подозреваю, что даже смотрят телевидение, подобрав на свалке старые приемники.
И рассуждают вполне здраво: лучше в контакт с нами не вступать.
А жить потихоньку в своем райском уголке.
Как говорится, береженого Бог бережет…

Когда недели через две я пришел вновь проведать дом и спустился в подвал - все было на месте, исчез только целлофан. Вместо него было насовано травы и лежало несколько груш и записка:
- Извини, целлофан забрал, хорошо укрываться от дождя. А ты дыру не открывай, а то от тебя тянет холодом – я не привык. И, знаешь, если найдешь где испорченный телефон с диском, принеси. А то у меня подружка сыскала у тебя на помойке такой же – и теперь выпендривается часами, разговаривая будто бы со своей знакомой макакой из массажного салона.
Врет нагло! Телефон-то нерабочий и без проводов. И салонов у нас нет.
Но все равно, обидно. Я то живой и рядом.
Нет, чтоб со мной поговорить.
Да я и отмассажировать мастак!
Так ей приятней с воображаемой макакой общаться, чтоб мне досадить.
А, если телефон найдешь, буду тогда с Белым Медведем «вспоминать», как мы с ним Морскую Корову за дойки дергали…
А груши за мной не заржавеют.